Довоенные дневники советских подростков помогли им повзрослеть и состояться как рассказчики


Автопортрет Ивана Хрипунова / © University of Cambridge / Александр Хрипунов, Светлана Быкова
Довоенные дневники советских подростков помогли им повзрослеть и состояться как рассказчики
Екатерина Задирко получила степень бакалавра по русской и испанской филологии в Российском государственном гуманитарном университете и степень магистра истории в Высшей школе социальных и экономических наук (Москва). Докторская диссертация, которую она пишет в Кембриджском университете, посвящена исследованию дневников советских подростков, их взрослению через самописьмо.
В журнале Slavic Review («Славянское обозрение») вышла статья ученого, в которой она анализирует один из таких блокнотов с заметками. Сделал их Иван Хрипунов, росший в крестьянской семье.
Подросток вел дневник пять лет, начиная с января 1937 года, когда ему было 14, и заканчивая незадолго до ухода на войну. В двух толстых тетрадях он исписал вертикально 450 страниц, на которых запечатлел свою жизнь, жизнь семьи и страны.
Статья поделена на три части. В первой автор исследует, как соцреализм сформировал писательское творчество героя. Во второй анализирует автобиографию, написанную по образцу романа Максима Горького «Мое детство» (1914). В заключение Екатерина Задирко рассматривает написанную Иваном повесть «Смерть Василия Реброва», включенную в дневник и закрепляющую в нем личность рассказчика.
В 1938 году юноша начал оформлять дневник как хронику жизни своей семьи, ретроспективно осмысливая его как последовательное произведение с общей целью: «Поскольку с 1937 года я описываю все подробности своей жизни, мне ничего не остается, как описывать ». В своей автобиографии 1941 года он подтвердил свое намерение, признав, что оно формировалось с течением времени: «Когда я начинал свой дневник, я не ожидал, что мой дневник <…> превратится в большое хронологическое бытовое произведение».
Позже автор назвал его «литературным», добавив, что покажет в нем свою жизнь и даст полную характеристику современного общества.
«Хотя будущий „большой труд“, вероятно, предназначался для публикации, Иван никогда не выражал желания публиковать свой дневник или даже оставить его наследникам как семейную реликвию, что указывает на то, что он рассматривал свою хронику не как послание „я — он/она“ для будущих поколений или более широкой аудитории, а как канал „я — я“, позволяющий научиться конструировать такие послания, или, скорее, как стать тем, кто их конструирует — рассказчиком. Иван специально акцентировал внимание на качествах, которыми должен был обладать этот рассказчик. Он должен был быть дотошным и внимательным наблюдателем, не чурающимся описания любых неприятных событий», — отметила Екатерина Задирко.
Так, например, он запечатлел неприятную историю, произошедшую с его братом Павлом, когда тот сбил на машине отца девушку. Иван признавался, что ему неловко об этом писать, но правду он не может обойти стороной. Неоднократно юноша признавался, что должен вести хронику, что заставляет себя это делать, что пытается изменить себя — «робкого, скромного и застенчивого», «пугливого, как заяц».
Чтобы перебороть в себе эти качества, молодой человек предпринимал попытки завести друзей, найти работу и участвовать в комсомольской деятельности. Исследователь этой письменной хроники подчеркивает, что дневник здесь можно рассматривать «не только как способ документирования его достижений и неудач», но и как несложный инструмент «выковывания характера посредством описания пугающих или конфликтных ситуаций».
В 1939 году Иван был уже более уверен в себе, став редактором и оформителем школьной газеты и получив свою первую летнюю работу. Теперь дневник, с одной стороны, отражал его повседневную жизнь, с другой — был «интеллектуальной и духовной жизнью».
Следуя литературному образцу Максима Горького, подросток описывал свои тяготы, в частности пережитый его семьей голод 1932–1933 годов, ссылку отца, публичное унижение матери и старших сестер во время раскулачивания.
«Голод начался не из-за плохого урожая, а из-за того, что весь урожай отобрали. Кулаков сослали на Соловки. Много невинных людей пострадало. За то, что не сдал хлеб, который у нас отобрали, отца нашего сослали в Сибирь… Без хлеба… и с отцом нашим мы голодали… собирали колосья (колосья собирать было запрещено, и часто надсмотрщики забирали колосья вместе с нашими сумками); мякину приносили домой и пекли из нее лепешки», — писал Иван.
Свою автобиографию он оставил как одну длинную запись в начале осени 1941 года. Она структурирована как роман, «разделенный на главы с заголовками, которые предполагают трехступенчатую последовательность взросления: раннее детство, школьные годы становления и предвзрослое настоящее». Она перекликается с трилогиями «Детство», «Отрочество», «Юность» Льва Толстого и «Детство», «В людях», «Мои университеты» Максима Горького, которые Иван перечислял среди прочитанных им книг.
По мнению Задирко, Иван «буквально „учился у классиков“, опираясь на их повествовательные шаблоны и пытаясь построить свою писательскую репутацию на примере Горького», практикуясь в письменной передаче своей системы ценностей. В октябре 1941 года он написал повесть, вошедшую в дневник, причем некоторые главы были датированы как обычные записи.
«Он служил той же цели, что и автобиография, поскольку охватывал его прошлое и предвосхищал будущее, но с одним существенным отличием: главный герой был представлен как полная противоположность Ивану. Он не просто сделал Василия тем, кем он сам не был, но создал кривое зеркало, отражающее все те черты, которые он презирал», — подчеркнула Задирко.
Перед призывом в армию в 1941 году Иван Хрипунов писал: «Начинается новая жизнь. Поэтому я и написал автобиографию… Война всех делает взрослыми. Я думал, что я мальчик, а теперь меня призывают, как взрослого». Менее чем через год он пропал без вести, дата его смерти неизвестна.
Эти строки, как заметила Задирко, тоже наводят на мысль о том, что даже если дневник оставался личным неопубликованным документом, «для этих мальчиков писать было очень важно, даже экзистенциально».
«Мы можем узнать, как письма к самим себе использовались не только для того, чтобы облечь сложные переживания подросткового возраста в узаконенные литературные формы, но и для развития повествовательного голоса, чтобы превратить эти переживания в ценный актив для желаемой будущей профессиональной деятельности в качестве писателя», — резюмировала исследователь.
Некоторые из авторов дневников впоследствии состоялись как писатели, их дневники увидели свет. Какие-то письма напечатали в региональных изданиях, отдельные сегодня собраны в цифровом архиве на платформе «Прожито». Источник материала и фото: "Naked Science"